Нечасто представители власти и те, кто их окружает, идут на контакт с оппозицией. Объяснить это можно чувством страха, которое обычно испытывают люди зависимые и боящиеся оказаться неугодными начальству. Тем не менее мир не без смелых людей. Журналист из правительственного пула, обозреватель газеты "Коммерсант", главный редактор журнала "Русский пионер" Андрей Колесников согласился дать интервью нашему оппозиционному изданию.
— Андрей, какое место занимает в вашей жизни политика?
— Поскольку я занимаюсь политической журналистикой: пишу о политике, о людях, которые занимаются политикой, — то, конечно, политика занимает место в моей жизни. Но неправильно было бы сказать, что я занимаюсь политикой, мне важно, чтобы эта грань чувствовалась. Журналист не может и не должен заниматься политикой, тем более работающий в газете "Коммерсант". Журналистика и политика — это две взаимоисключающие сферы деятельности. Если ты начнешь играть в политику, то у тебя нет шансов заниматься журналистикой. И меньше прав. И наоборот, кстати.
— По-вашему, неправильно, что СМИ называют четвертой властью?
— Неправильно. Журналист в лучшем случае влияет на общественное мнение. По этой причине многие журналисты начинают играть в политику, думая, что они влияют на политические решения. Это страшное заблуждение.
— А разве политические решения не принимаются под влиянием общественного мнения?
— Как правило, как вы понимаете, нет. Если думать, что журналист занимается политикой через формирование общественного мнения, то сразу придешь к куче лестных для журналистов выводов. В таком смысле любой журналист занимается политикой. Но на самом деле все проще. У нас политика не делается через общественное мнение. Я не претендую на то, чтобы формировать что-то, я просто пишу репортажи…
В газете "Коммерсант" есть концепция, в соответствии с которой работают все: в каждом номере газеты надо показать исчерпывающую картину дня. В этой информационной картине дня есть и моя составляющая, мой пазл: я пишу о работе правительства и его председателе Владимире Путине.
Я считаю, что реальная политика далека от меня и от газеты "Коммерсант". Журналисты очень редко реально представляют, что происходит в политике. Как можно думать, что ты на что-то влияешь, когда механизм принятия решений абсолютно не такой, что можно на него влиять через заметки. Некоторые журналисты, которые ушли в политику, потом признаются, что приходят в ужас от того, что они представляли раньше и что происходит на самом деле. Им смешно становится от того, что они раньше писали, какими были наивными.
— Какую же роль играет общественное мнение в принятии решений?
— Вспомогательную. Когда кому-то из политиков надо подтвердить свою точку зрения, он сразу опирается на общественное мнение. А когда не надо, он может его не замечать.
— Как можно не замечать общественное мнение, если политики — люди выборные?
— Если не считать тех, кто назначен. У нас много назначенных политиков, например, в кремлевской администрации.
— Вы думаете, они политики?
— Я думаю, что да. Многих сотрудников администрации, в том числе Владислава Суркова, Сергея Приходько, можно назвать политиками с большим основанием. Они влияют на принятие политических решений. В МИДе много политиков — людей, которые влияют на принятие решений или принимают решения. В Думе, Совете Федерации... В общем, пусть кто-нибудь, если хочет, называет журналистику четвертой властью, но у меня нет таких амбиций. Я не хочу. Это вранье.
— А чем вы руководствовались при написании серии книг о Путине?
— У меня не было желания их издавать. Это была инициатива редакторов издательств, где выходили те книги. Эти прекрасные люди так долго меня мучили, что я был вынужден согласиться. Я бы не назвал книги о Путине полноценными, это сборники заметок, опубликованных в "Коммерсанте". Такой жанр, как выяснилось, тоже имеет право на жизнь. Потом появилось издательство "Коммерсант", и в рамках производственной необходимости, поскольку меня попросили, я был вынужден тоже согласиться. Так вышла моя книжка "Фарс-мажор", сейчас готовится ее продолжение. Мне не очень это интересно. Выходят и выходят. Ни уму ни сердцу.
— Вы хорошо себя чувствуете в "Коммерсанте"?
— Конечно, не буду спорить. Я работаю в "Коммерсанте" больше десяти лет, и он для меня, как и для многих людей, стал домом. Издательским, я имею в виду. Многие уходили, а потом возвращались, а я не уходил, чтобы не терять время на возвращение, хотя была пара ритуальных попыток после ссоры с главным редактором.
— А ваш новый проект — журнал "Русский пионер" — как-то связан с "Коммерсантом"?
— Никак не связан, хотя реально в нем получается много "Коммерсанта". Его обозреватели пишут для "Русского пионера", но не так, как для "Коммерсанта". Например, Екатерина Истомина, которая специализируется на рубрике "Сбор металлолома". Или колумнист Андрей Васильев, он не пропустил ни одного номера и ни одних "Пионерских чтений". Демьян Кудрявцев, гендиректор ИД "Коммерсант", опубликовал в "РП" отрывок своего нового романа. Я у него просто выпросил. Не пришлось даже выбирать кусок: к тому времени ничего, кроме этого куска, не было еще написано.
— Как вообще возникла идея "Русского пионера"?
— Два человека из ЗАО VIP International предложили мне стать главным редактором в их корпоративном издании, которое они готовы были финансировать. Это было не совсем то, о чем я мечтал всю жизнь, и я предложил им свою концепцию издания. Надо отдать им должное: они, не раздумывая, согласились на эту авантюру и не только финансировали проект, но и сами стали колумнистами журнала. Им это было интересно. Они и сейчас пишут, правда, пропускают чаще. Конечно, нет такой заинтересованности в капитализации проекта…
Так вот, идея возникла в Сочи, куда на неделю вместе с Путиным (он был тогда президентом) приехали и журналисты. Мы с моим другом Олегом Осиповым придумали этот журнал под смутные мысли, которые у меня были к тому времени. Я хотел делать амбициозный литературный журнал для мужчин — такое адское сочетание, — чтобы писать о первопроходцах в том смысле, который вкладывал в это слово Фенимор Купер в одноименном романе.
Кроме того, в нашей стране пионерская тематика близка каждому потенциальному читателю. Либо они сами были пионерами, либо о своем пионерском прошлом им рассказывали родители. Воспоминания людей о том, как они были пионерами, как правило, очень теплые. Это было детство, было много счастья. Так появилось название "Русский пионер", которое позволило структурно организовать журнал. Очень легко придумывались рубрики: "Сбор металлолома", "Прогул уроков", "Табель", "Диктант", "Собеседование". Для меня было важно и сейчас тоже важно не заигрываться в это, чтобы нас не считали апологетами прошлого.
— На какую аудиторию вы рассчитывали, планируя выпуск журнала?
— Не на коммунистов. На мужчин с литературными амбициями, а также на женщин и девушек, которым нравятся такие мужчины. Всем девушкам, как показала практика, нравятся такие пионеры: мачо, да еще и с литературными амбициями. Вот такие мачо, успешные люди из бизнеса из политики, реализуют себя на страницах нашего журнала, пишут не о политике и не о бизнесе, а о том, что их реально интересует кроме этого.
— Получается, что политика — дело, которым они занимаются, — их не очень интересует?
— Я считаю, что много есть интересного кроме политики. Кто-то политикой занимается по работе, кто-то — якобы по призванию, но у нас журнал не об этом. Мне про политику неинтересно делать журнал. Хватит того, что я пишу про политику, вернее, про политиков в "Коммерсанте". Мы выпустили так несколько номеров "РП", но потом журналу понадобился полноценный отдел распространения, отдел рекламы и т.д. Понадобилась организационная медиаструктура. Мы встретились с акционерами группы "ЖV!". Кроме Михаила Прохорова, с Владимиром Яковлевым, который придумал медиагруппу "ЖV!", с Юрием Кацманом, который выпускает в рамках медиагруппы интернет-газету F5. Они купили этот журнал по рыночной цене, заплатив за него большие деньги. Это сейчас мы, страшно сказать, почти вышли на окупаемость. Последний номер, во всяком случае, окупил себя. Кроме того, что продан был весь тираж, стало намного больше рекламы. Мы будем двигаться по этому пути, наша цель — сделать проект прибыльным.
— Как вы думаете, "Русскому пионеру" помогли раскрутиться скандалы, связанные с ним?
— Да уж, широкая общественность, в том числе и мировая, узнала о существовании журнала "Русский пионер" после появления колонки Путина. Но это совсем не скандальная история. Об этом говорили очень много. В момент выхода журнала я был в отпуске в Венеции, начались звонки... Все как будто с ума сошли. Отпуск был отравлен... О, эта сладкая отрава…
— Сам факт появления колонки Путина является скандальным. У него что, тоже возникла потребность реализовать свои писательские амбиции?
— Понятно, что выход колонки — это моя инициатива. Я подумал, что если в журнале появится колонка Владимира Путина, то это будет то, что еще не делал никто и никогда. Надо быть идиотом, чтобы в моей ситуации не попробовать это сделать. Я рассуждал по-журналистски прямолинейно. Не буду рассказывать, как это случилось, но это была моя целенаправленная работа как главного редактора. Я абсолютно удовлетворен результатом.
— Вам кто-то помогал или вы напрямую обратились к премьеру, пользуясь случаем?
— Нет, я не буду рассказывать механизм этого дела. Ведь вы как читатель, наверное, заинтересованы в том, чтобы одной колонкой дело не ограничивалось.
— На самом деле я не заинтересована в появлении новой колонки Путина в "Русском пионере", потому что я не участвую в вашем бизнесе и потому что я не узнала из нее ничего нового, она была скучной...
— Но вы же ее читали. Нет, вам было интересно, и вы дочитали ее до конца, а дальше сделали свои неутешительные выводы. Более того, я вам скажу, когда выйдет вторая заметка Путина, вы ее тоже прочтете. И опять скажете, что она скучная. И потом опять прочтете…
— Кроме того, что колонка сделала пиар журналу, что, по-вашему, она дала самому Путину? Тоже пиар?
— Путин работает на такой должности, что что бы он ни делал, это будет пиар. Пожал руку кому-то — сделал пиар. Подарил часы — это пиар. Если человек выпросит у него эти часы, тоже будет пиар Путина. Так что это вопрос дефиниций. Я сделал то, что хотел. Колонка Путина, на мой взгляд, очень интересная, судя по тому, какое количество людей на нее отреагировало. Она оказалась интереснее других колонок в журнале "Русский пионер". Был ли это пиар? Да все пиар. И Владислав Сурков сделал нам рекламу. Он тоже никому в журнал не писал до этого. И Денис Мацуев тоже. И многие другие.
При этом, поверьте, качество текста — это тоже составляющая, которую мы, мягко говоря, учитываем при отборе. Вы не знаете, сколько колонок мы завернули. Они бы составили гордость любому изданию из-за фамилий людей, которые их написали, но содержание этих колонок нас не устроило. На моей совести тяжелым грузом лежат три такие колонки. Понятно, что люди очень старались, нашли время, которого у них мало или нет вообще, но я не могу напечатать эти тексты, они не соответствуют требованиям журнала. А колонка Путина соответствовала требованиям журнала, и она была написана ко времени.
— Станислав Белковский предположил, что вы сами писали колонку Путина. Это правда?
— Я об этом говорить ничего не буду. Предположение Белковского — трогательное заблуждение. Это ваше право — строить предположения. Я же говорю: я хочу, чтобы появилась вторая колонка и третья.
— И это, по-вашему, не политика?
— В тексте нет ни слова о политике. Но колонка Путина в журнале "Русский пионер" стала фактом политики.
— Какая неожиданность!
— Как бы вы ни оживлялись при этом… Я лично это осознал с чувством некоторого удовлетворения только тогда, когда прочитал статью как раз Белковского по этому поводу. Это был такой апофеоз конспирологии на пустом месте, он выкопал третьи и пятые смыслы, а их в помине не было. Мы рассуждали совершенно не об этом, когда печатали колонку Путина. Это была колонка про то, как трудно уволить человека. Никакой политики, но потом начали ее искать и, конечно же, нашли. Мне в страшном сне не могли присниться такие смыслы.
— А как вы оцениваете жанр произведения Путина?
— Назвать это литературным произведением было бы странно. Это документальная проза, вот что это!
— Вы говорите, что напечатали ее ради содержания. А что в этой колонке хорошего? Человека трудно уволить, потому что лучше все равно не найти. Не кажется ли вам, что это упадническая идея?
— Я считаю, что это очень технологичная идея. Кстати, человеку, вовлеченному в политику, этот текст не мог показаться скучным. Он бы заметил одно откровение, которое его должно было заинтересовать. Путин пишет, что "если бы он не вмешался в некоторые ситуации (во время своего президентства), то в России уже давно не было бы правительства". Это далеко не скучное утверждение, а, я бы сказал, эксклюзивное утверждение.
— Хорошо, я подумаю об этом. Поговорим лучше о другой сенсации "Русского пионера" — вечеринке на крейсере "Аврора". Эта выходка последовала за колонкой Путина.
— Если бы вы были на "Авроре", то не произнесли бы слово "выходка". Игра была. Да. Мы предварительно выясняли ситуацию, и нас смутило, что "Аврора" стала проходным двором. Там устраивалось празднование создания новой марки водки, на палубе снимался порнофильм, отрывки из которого уже после нашего праздника выложила на всеобщее обозрение "Комсомольская правда". Коммунисты ходили туда, как к себе домой… Черт-те что творилось на "Авроре"…
И у нас появилось желание вернуть "Авроре" первоначальное революционное звучание. Мы решили провести там день рождения "Русского пионера". "Русские пионеры" вели себя достойно на революционном крейсере. Мы со своей задачей справились. Перформанс удался, что уж тут говорить. В нем были задействованы несколько каскадеров, участвовавших в фильме "Тарас Бульба", и арт-группа "Речники". С криками "Сережа, мы с тобой!" они прыгнули в воду и поплыли к Шнурову. Это всем запомнилось…
— То есть устроить вечеринку на "Авроре" совсем не сложно?
— Я же говорю, она стала проходным двором. Достаточно заплатить небольшие деньги, оформить договор, и ты там. Вполне все законно.
— Но директор музея отмежевался от этого...
— А это решает не директор музея. Кто именно, я точно не знаю, не я этим занимался. Но думаю, что разрешение получалось на уровне Ленинградской военно-морской базы. Крейсер живет при помощи коммерческих отношений с внешним миром.
— Договор заключался с военным учреждением?
— А что, в армии нет коммерческих структур? Конечно, есть. И "Аврора" — одна из них. Туда могли прийти любые люди и делать все, что угодно. Мы были там самые мирные люди, почти все привезенное с собой вино, к сожалению, увезли обратно в Москву. Само мероприятие происходило на палубе, вдали от экспонатов музея. Это была одна из лучших вечеринок вообще за последние годы. Нам об этом говорили чуть не все люди, которые регулярно на них ходят. И коммунистов, слава богу, задело за живое…
Коммунисты, с одной стороны, рассвирепели, а с другой стороны, так струхнули, когда мы подали жалобу в Генпрокуратуру после того, как они написали, что гости раскладывали девушек на стендах и что гостей тошнило на экспонаты. Эта история прежде всего коммунистам запомнится надолго.
Их главный по Питеру объявил об уходе в подполье, потому что опасается за свою жизнь. Он очень боялся, что лапы олигархического капитала дотянутся до него в неукротимой жажде мести. Я считаю, что это был главный итог нашего праздника. Мы сделали то, чего не удалось никому за последние 90 лет: снова загнали коммунистов в подполье. И они до сих пор не опомнились от этого удара. В этом смысле акция удалась, хотя для вас это выходка. Если это и является выходкой, то это арт-выходка.
— Мне ваша вечеринка напомнила акцию арт-группы "Война", которая тоже пробралась в музей, только в Зоологический, и устроила акцию "Ебись за наследника медвежонка!".
— Мне кажется, это был перебор. У нас не было перебора. Мы же ничего такого не делали... Мы провели очень светлый праздник. Я водил экскурсию по крейсеру в силу своих способностей для желающих, многим было интересно, потому что они были там в первый раз. Они с трепетом рассматривали экспонаты. За то, что история приобрела такой резонанс, я должен быть благодарен, так сказать, судьбе. Это произошло совершенно без моего участия. Я имею в виду резонанс.
— Еще одна скандальная история связана с романом "Околоноля", вернее, с его автором.
— "Ведомости" написали, что автором этого романа о коррупции является Владислав Сурков. Эта сладкая мысль всех захватила.
— А разве не вы сами старались, чтобы все подумали, что роман написал Сурков?
— Конечно, нет. Мы сами не распускали никаких слухов. Мне позвонил редактор отдела политики "Ведомостей" Максим Гликин, сказал про их собственные подозрения и попросил у меня комментарий. В заметке были сделаны некоторые ошибки, но я не стал затевать из-за этого скандал. Максим на самом деле старался, чтобы все получилось правильно. Просто у него не вышло. Никто не может нас упрекнуть, что мы раскручивали эту историю. Мы не старались обратить на себя внимание. Я сам не думал, что псевдоним Натан Дубовицкий — это подсказка, ведущая к тому, что к роману имеет отношение господин Сурков. Но ведь это может быть и человек, который написал под Суркова… Не забывайте об этом!
— Зачем вы опубликовали этот роман?
— Кто бы это ни был автором — Сурков или не Сурков, — это очень качественный текст по языку. Произведение блестящее. Только из этих соображений стоило его напечатать. У меня не было сомнений насчет публикации романа, хотя я, конечно, понимал, что все начнут гадать, кто его написал, и разговоров вокруг него будет много. Я же сам дал подсказку, написав в предисловии, что, по моему убеждению, это один из колумнистов журнала "Русский пионер" отправил мне роман по электронной почте. На рецензию, так сказать. Этот канал пока с односторонней связью, но иногда Натан откликается. Мы вот в следующем номере напечатаем интервью с ним, в котором он расставляет все точки. Ну и пара многоточий, конечно. Очень много запятых…
— Вы хотите сказать, что "Русский пионер" открыт для всех?
— Да, но авторы должны быть политиками, успешными бизнесменами, успешными людьми. Например, можно ли назвать Михаила Ходорковского успешным бизнесменом? Ну, на каком-то этапе он был успешным бизнесменом... А сейчас он, мне кажется, успешный человек. Если бы он написал не политический текст, а о своей жизни, то я бы с удовольствием его напечатал в "Русском пионере". И уверяю, помимо моей воли он стал бы политическим манифестом. Но что же с этим делать! И нашлись бы люди, которые бы нашли в этом тексте кучу смыслов, хотя для него это был бы просто рассказ о том, как живется. Понимаю, что его трудно написать, трудно получить. Главное, сколько за этот текст Ходорковский готов еще отсидеть в карцере. Ведь, как я понимаю, такие прецеденты были. Если бы он решился, то для него "Русский пионер" открыт.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
